- Что это? - спросил Рэй, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
Те проигнорировали его вопрос.
Джон коснулся локтя пассажира.
- Гленрой, поверьте мне, вы даже не обратите внимания на огонь, едва увидите вашего сына. Просто идите и садитесь за стол, я скоро приду. Предлагаю вам сесть спиной к саду, чтобы не отвлекаться и не тратить драгоценное время. Наверняка, вы услышите здесь некоторый шум, а затем ваш сын появится и обнимет вас. Вам нет необходимости видеть эту часть процесса, хотя некоторые клиенты предпочитают делать из подношения радостное событие.
Гленрой кивнул и направился на кухню.
Нераскрытая связь между костром и содержимым мешков вызвала у Рэя острое желание вернуться в машину. Для него все становилось слишком странным, и возможные зловещие последствия предстоящего мероприятия не давали ему покоя. Он подумал о черных клубах дыма, которые видел в тот вечер возле каждого дома, где побывал. Также вспомнил изображение дыма на стене столовой, которое рассматривал ранее, и, особенно, отдаленные крики по каждому адресу, по которому ездил. Рэй повернулся, чтобы выйти со двора вслед за последним пассажиром.
- Водитель, а вы останьтесь, - произнес Джон таким тоном, что Рэй напрягся. В холодном воздухе бетонного двора раздался звук быстро расстегиваемой "молнии". - Мы с вами еще не закончили.
Рэй наслушался уже достаточно.
- Что вы задумали, а? Я возил... - сказал он, поворачиваясь лицом к мужчине, стоявшему у него за спиной.
Но тут Рэй резко потерял дар речи. При виде того, что вылезло из спортивной сумки и встало прямо, ноги у Рэя подкосились. И оно ездило весь вечер в его машине. Это была не собака, не кошка, и не какое-либо другое домашнее животное.
- Итак. - Джон поднял вверх руки и сделал серию быстрых жестов, будто заговорил на языке знаков. - Либо вы сядете на свое кресло самостоятельно... - Джон кивнул на вершину незажженного костра, - либо она заставит вас сделать это.
Задняя дверь закрылась. Рэй услышал, как в замке повернулся ключ. Он повернулся и увидел, что Гленрой сел за кухонный стол.
- К счастью, продолжительность мероприятия невелика, - сказал Джон. - Чуть больше, чем вам потребовалось, чтобы сбить сына Гленроя с велосипеда на Роки Лэйн.
- Я... Я... Я...
- Да, да, все это так. Но все имеет последствия. Становится уже поздно, а вы - последний в этом году, и нет времени на всякую ерунду. Так что, пожалуйста, сядьте на кресло.
- Что...
В мерцающем свете огня было видно, что это не обезьяна, хотя ростом и волосатым телом стоящая на террасе тварь походила на взрослую шимпанзе. По тому, что Рэй успел разглядеть, он понял, что это не примат, поскольку ее короткие задние лапы заканчивались свиными копытцами. И хотя рыло твари до жути напоминало свиное, это была не свинья, поскольку она стояла прямо, как ребенок. Маленькая фигурка подрагивала от ночной прохлады.
Когда она ухмыльнулась Рэю, он захныкал и сделал шаг к садовой ограде.
Резкий окрик Джона вырвал его из состояния шока.
- Водитель, вы будете чувствовать огонь всего три секунды. Больше от вас ничего не потребуется. Затем она обескровит вас. Поэтому я всегда предлагаю поднять подбородок, иначе во время ритуала вы будете гореть дольше, чем необходимо. А теперь, водитель, сядьте, пожалуйста, на кресло.
Рэй повернулся и упал на ограду. Та была старая и гнилая. Он мог бы сломать ее ногой и убежать.
- Водитель, как только я опущу руки, ее ничто уже не будет сдерживать. Могу вас заверить, что вы не убежите дальше моего двора.
- Что...
- Вы сбили человека и скрылись, - произнес Джон пафосным, начальственным тоном. Свет огня из бочки мерцал в линзах его очков, и Рэй уже не видел глаз старика. - Она шла на запах вашего бессердечия. Мы поставили ей эту задачу. Споры вины, стыда и даже гордости пускают более глубокие корни. Сегодня у нее было трое таких, как вы, и она воссоединила трех матерей с их детьми, пусть и на ничтожно короткий срок.
- Что... это?
С нетерпением и раздражением, которые он раньше уже проявлял, этот неопрятный старик оборвал его на полуслове.
- Она стала хорошим другом моей жены. После того как Уэнди погибла на пешеходном переходе, недалеко отсюда, в 1994 году. И ее убийца сидел на кресле гораздо дольше, чем будете сидеть сегодня вы, водитель. Поэтому будьте благодарны, что время смягчило меня. Говорят, что время лечит. И ты даже начинаешь забывать. Но я помню. Ну, что, начнем?
Рэй ухватился за верх деревянной ограды.
- Пошел на хрен!
Джон опустил обе руки, хлопнув себя ладонями по бедрам.
Рэй начал кричать еще до того, как сел на автокресло на вершине костра.
Джон сунул в основание груды папоротника пылающий газетный рулон. Материал для растопки был пропитан бензином. Лицо Рэя стал обволакивать дым. Он обратил взгляд на кухню, чтобы призвать к милосердию.
Сквозь стеклянную панель кухонной двери Рэй увидел последнего пассажира, Гленроя. Перегнувшись через кухонный стол, старик обнимал другую, более темную и более расплывчатую фигуру. Которая спрятала от Рэя лицо, уткнувшись головой в отцовское плечо.
Рэй снова закричал, когда жар от огня взмыл вверх и опалил волосы на его обнаженных лодыжках. Он запрокинул голову назад, подставляя твари горло.
- Давай же!
Ⓒ Always in Our Hearts by Adam Nevill, 2013
Ⓒ Перевод: Андрей Локтионов
Дни наших жизней
Тиканье на втором этаже стало гораздо громче. Вскоре я услышал, как наверху расхаживает Луи. Доски пола стонали, когда она неуклюже перемещалась там, где все тонуло во мраке из-за штор, не открывавшихся уже неделю. Должно быть, она появилась у нас в спальне и, шатаясь, проковыляла в коридор, по которому двигалась, перебирая по стенам тощими руками. Я не видел ее шесть дней, но легко представлял себе ее вид и настроение. Жилистая шея, свирепые серые глаза, рот с уже загнутыми книзу уголками и губы, дрожащие от невзгод, возродившихся в тот самый миг, когда она вернулась. Но еще мне было интересно, накрашены ли у нее глаза и ногти. У нее были красивые ресницы. Я подошел к подножию лестницы и посмотрел вверх.
Даже на неосвещенных стенах лестничного пролета сновала длинная, колючая тень ее кривляющейся фигуры. Самой Луи мне видно не было, зато воздух метался так же неистово, как и сама тень. И я знал, что она уже бьет себя ладонями по щекам, а затем вскидывает руки вверх над взъерошенной седой головой. Как и ожидалось, пробудилась она в ярости.
Раздалось бормотание, слишком тихое, чтобы я мог расслышать все, что она говорит. Но голос был резкий, слова вылетали со свистом, почти как плевки. Так что я мог лишь предположить, что проснулась она с мыслями обо мне. "Я тебе говорила... сколько раз! ... А ты не слушал... Бога ради... да что с тобой такое? ... зачем нужно было быть таким упрямым? ... все время... тебе говорила... раз за разом..."
Я надеялся, что она будет в лучшем настроении. Прибирался в доме больше двух дней, тщательно, но так, чтобы успеть к следующему ее появлению. Даже стены и потолки помыл, всю мебель передвинул. Протирал, подметал и пылесосил. Не приносил в дом никакой еды, кроме караваев дешевого белого хлеба, яиц, простых галет и всяких ингредиентов для выпечки, которыми так и не воспользовался. Отпарил и отмыл дом кипятком, лишил здание всех его развлечений, кроме телевизора, который ее забавлял, и маленького керамического радио на кухне, которое с 1983-ого года не принимало ничего кроме канала "Радио Два". Наконец, стер со снятого нами дома все внешние признаки радости, равно как и все, что ее не интересовало, и то, что осталось от меня самого, и о чем я постепенно забывал.